Сергей Петрович учился на третьем курсе естественного факультета. Он происходил из Смоленска, где до сих пор жили его родители и множество братьев и сестёр. Старший брат Сергея Петровича был врачом, хорошо зарабатывал, но помочь не мог, поскольку у него уже была семья. Поэтому Сергей Петрович жил на стипендию московского студента.

Некоторое время Сергей Петрович делил комнату со студентом Новиковым. В те дни он часто пил, но все расходы покрывал Новиков, крайне умный и способный к языкам молодой человек, который давал дорогие уроки. Под воздействием алкоголя Новиков был способен на безумные поступки, и Сергей Петрович во всем следовал за ним.

Новиков помогал Сергею Петровичу переводить с немецкого труда Ницше «Так говорил Заратустра», который поразил его идеей сверхчеловека и размышлениями философа о «сильных, свободных и смелых духом». Завершить перевод Сергей Петрович не успел — Новикова выгнали из Москвы за скандалы.

Помимо нехватки денег, Сергею Петровичу приходилось мириться и с другими обстоятельствами. Иногда он размышлял о том, что его жизнь сама по себе является аналогичным фактом. В отличие от Новикова с его выразительными чертами, Сергей Петрович не отличался красотой, что делало его незаметным среди тысяч других некрасивых людей. Даже высокий рост не мог этого изменить, и поэтому Сергей Петрович сутулился при ходьбе.

Однако самым трудным для Сергея Петровича было осознание того, что он не слишком умен. В младших классах гимназии его считали глупым, и священник даже назвал его «бестолочь смоленскую и могилёвскую». Он был так лишён индивидуальности, что остался без прозвища — все обращались к нему только как Сергей Петрович.

Университетские друзья считали Сергея Петровича ограниченным и никогда не обсуждали с ним серьёзные темы.

Тогда он убедился сам в своей ограниченности и убедился так крепко, что, если бы весь мир признал его гением, он не поверил бы ему.

Все умные мысли в голове Сергея Петровича были заимствованы — каждой из них соответствовала страница книги, из которой она была взята. Его собственные мысли были простыми и ничем не отличались от тысяч размышлений других неумных людей.

Как бы ни было трудно Сергею Петровичу, он смирился с этой ситуацией и стал мечтателем. Но даже его мечты были наивными и поверхностными. Он мечтал о богатстве или славе, но не мог представить себе детали. Когда же мечты начали обретать реальные очертания, Сергею Петровичу стало ещё сложнее смириться с «суровым фактом — жизнью».

Сергей Петрович посещал студенческие собрания, бывал в гостях и «ездил к женщинам». Однако знал он только этих женщин, с другими же, чистыми и добрыми, Сергей Петрович даже не пытался познакомиться, так как был уверен, что «ни одна из них не полюбит его».

В действительности у него совершенно отсутствовала живая связь с людьми, делающая общество их приятным и необходимым.

Так незаметно происходил разрыв Сергея Петровича «с миром живых людей».

Сергей Петрович не интересовался ни серьёзной литературой, ни романами. Он признавал лишь две книги: «80 000 вёрст под водой» Ж. Верна, притягивавшую его «могучей и стихийно свободной личностью капитана Немо»; и «Один в поле воин» Шпильгагена, в которой героем был благородный деспот. Под влиянием Новикова Сергей Петрович начал читать биографии выдающихся людей, но чем больше он о них узнал, «тем меньше становился сам».

Так Сергей Петрович дожил до 23 лет. Постепенно он начал привыкать к своей обычности и замечать, что существуют люди, более глупые и обыкновенные, чем он. Он «стал меньше читать и больше пить водки». Летом в Смоленске у Сергея Петровича завязался первый в его жизни роман с некрасивой, но доброй девушкой, которая приходила полоть огород.

Но бывали мгновения, когда он точно просыпался от глубокого сна и с ужасом сознавал, что он всё тот же мелкий, ничтожный человек; тогда он по целым ночам мечтал о самоубийстве.

В момент полного примирения с жизнью Сергей Петрович подружился с Новиковым, который считался самым умным среди студентов. Все полагали, что он завёл себе тупого приятеля из тщеславия, и никто не верил его словам о том, что его друг не так глуп, как кажется.

Сергей Петрович же гордился Новиковым, преклонялся перед его умом и подражал ему. Однажды он заметил, что всё больше отстаёт от Новикова. Ницше помог ему понять, насколько он «умственно далёк от своего друга».

Ницше, как «полуночное, печальное солнце», осветил «холодную, мертвенно-печальную пустыню» души и жизни Сергея Петровича. Но он все равно обрадовался свету мыслей великого философа.

И как пламенно верующий юный жрец, к которому спустилось долгожданное божество, он таил его от посторонних взглядов и испытывал боль, когда к божеству прикасались грубые и дерзкие руки.

Сергею Петровичу не нравилось, когда Новиков «смеялся над туманным языком книги». Он ощущал, что глубже понимает слова Заратустры, но не мог выразить свои мысли.

Тупое смирение с реальностью закончилось незаметно для Сергея Петровича, словно «видение сверхчеловека» зажгло фитиль, прикреплённый к бочке с порохом. Это яркое, но расплывчатое видение осветило жизнь Сергея Петровича, похожую на длинный серый коридор без поворотов и дверей, по которому плывут серые тени людей.

Сергей Петрович постоянно сравнивал себя с Новиковым, и тот казался ему «чуждым и загадочным». Он не слишком расстроился, когда Новиков был выслан из Москвы. Писать тот не обещал — не любил переписку — и сожалел, что дал Сергею Петровичу прочитать Ницше.

Оставшись один, Сергей Петрович осознал, что давно хотел остаться наедине с Ницше. С этого момента никто не мог ему помешать.

III

Сергей Петрович забросил учёбу и прекратил общение с друзьями. Никогда ещё «голова его не работала так долго и усердно», но «бескровный мозг не подчинялся ему» и вместо истины выдавал готовые формулировки.

Измученный, уставший, он напоминал собою рабочую лошадь, которая взвозит на гору тяжёлый воз, и задыхается, и падает на колени, пока снова не погонит её жгучий кнут.

Этим кнутом для него стало видение сверхчеловека, обладающего силой, счастьем и свободой.

Сергей Петрович смотрел на себя со стороны и видел человека, для которого «закрыто всё, что делает жизнь счастливой или горькой, но глубокой, человеческой». Религия для него превратилась в привычку к ритуалам и суевериям. Он не отрицал Бога, но и не верил в него. Людей он не любил, однако ненавидеть их тоже не умел.

Сергей Петрович читал о страшных преступниках, видел опустившихся людей, слышал рассказы о подвигах во имя идеи и каждый раз думал: «А я бы не смог». В его ушах звучали слова Заратустры: «Если жизнь не удаётся тебе, если ядовитый червь пожирает твоё сердце, знай, что удастся смерть».

Книги внушили Сергею Петровичу сильное и бесплодное желание быть добрым, которое мучило его, как слепца — жажда света. В его будущем не было места для добра — какое добро может принести акцизный чиновник, которым он собирался стать, следуя по стопам отца. Сергей Петрович представлял свою долгую, честную и нищую жизнь, после которой останется лишь десяток похожих на него детей, а в газете напишут, что он был хорошим работником.

Наконец, Сергей Петрович понял, что полезен лишь как сырьё и объект. Он покупает вещи, еду и тем самым создаёт рабочие места и способствует прогрессу. Его жалкая жизнь может быть исследована учёным или писателем, которые создадут на её основе, как на фундаменте, свой шедевр. Такая полезность совершенно не удовлетворяла Сергея Петровича, поскольку находилась «вне его воли».

И всю его душу охватил стыд и глухой гнев человека, который долго не понимал, что над ним смеются, и, обернувшись, увидел оскаленные зубы и протянутые пальцы.

Его «я», не зависящее от слабого мозга, восстало, Сергей Петрович сказал себе: «Я сам хочу быть счастливым, сильным и свободным, и имею на это право» и восстал против обезличивающей его природы. Об этом он написал Новикову длинное и сумбурное письмо, но тот на него не ответил.

Сергей Петрович задумался, смог бы он стать счастливым при таких условиях, и пришёл к выводу, который заставил его «восстать против людей».

Перестав учиться, Сергей Петрович большую часть дня бродил по городу. На ходу было легче думать и подводить печальные итоги своей жизни.

Всё виденное говорило ему, что и для него возможно было бы относительное счастье, но что в то же время он никогда не получит его, — никогда.

Некоторое время он был уверен, что станет счастливым, разбогатев. Но Сергей Петрович не любил трудиться, доступная ему работа — учёба или должность акцизного чиновника — не приносила ему радости и удовлетворения. Ему нравился простой физический труд на земле, он любил странствовать и любоваться природой, но это было ему недоступно из-за его происхождения и образования, а сломать рамки и стать землепашцем ему не хватало сил и смелости.

Сергею Петровичу хотелось наслаждаться музыкой, искусством и любовью красивой женщины. Он стал мечтать о деньгах, но вскоре понял, что доступный ему труд не принесёт богатства, а законные способы быстро разбогатеть не для него.

Сергей Петрович осознал, что деньги лишь усугубляют несправедливости природы. Жизнь показалась ему железной клеткой с единственным выходом — смертью.

Сергей Петрович твёрдо решил покончить с собой и считал, «что смерть его будет победою».

Смерть стала не желаемым, чего может и не быть, а неизбежным, таким, что произойдёт непременно. Из клетки открывался выход, и ‹…› он вёл в неизвестность и мрак.

Он верил, что его «я» уцелеет и создаст себе «новые мозг и сердце».

В последние дни он стал таким же педантичным и аккуратным, как и прежде. Он посетил баню, отремонтировал свою форменную тужурку и обошёл всех прежних приятелей. Впоследствии они утверждали, что уже тогда заметили его безумие и считали, что спасти его могла только любовь женщины.

Сергей Петрович решил совершить самоубийство в пятницу, когда большая часть студентов уезжает по домам. Он написал Новикову толстое письмо, в котором сообщил о своём намерении и приготовил для себя цианид.

Глядя на пузырёк с ядом, Сергей Петрович вдруг представил свои похороны, могилу, тесный гроб, процесс разложения и словно проснулся. Его охватил ужас и жажда жизни. Вошла горничная, спросила, когда его будить, и Сергей Петрович понял, что может отказаться от своего решения и просто лечь спать. Он уснул, переполненный радостью жизни.

Ему казалось, что спасённая жизнь радуется во всех малейших частицах его тела, пригретого одеялом.

Проснувшись утром, он не понял, почему всё ещё жив и что так сильно его напугало накануне. Он вспомнил своё письмо к Новикову и покраснел от стыда за свою трусость и бахвальство. Он написал Новикову последнее письмо, похожее на бред больного манией величия, и выпил яд. Раствор цианида оказался плохо приготовленным, и Сергей Петрович умер только к вечеру.

Телеграмма от студентов пришла с опозданием, и мать Сергея Петровича приехала уже после похорон. От сына ей остались только книги, поношенная одежда и недавно зашитая тужурка.

Леонид Андреев - Рассказ о Сергее Петровиче